Месть княгини Софьи  - Александр Прозоров

– Крапчатые! – кратко ответил великокняжеский шурин, чем вызвал новый приступ всеобщего хохота. Ибо крапчатыми легко могут оказаться и огромный кречет, и крохотная пустельга. Уродились бы они только светлыми в темную крапинку!

Князь Серпуховской на миг заколебался, не зная, как лучше поступить: вместе со всеми улыбнуться, делая вид, что ловко увернулся от прямого ответа, или свысока прогневаться смеху худородных? Он ведь теперь более не мелкий новик[6], а знатный князь!

Василий Ярославович на миг отвел взгляд от государя – и тут же все мысли до единой мгновенно вылетели у него из головы!!!

Главный московский воевода увидел, как из темной чащи, всего лишь в двухстах шагах от него, с уходящего под густые кроны галичского тракта вылетают на рысях молчаливые всадники – полностью одетые в броню, в шлемах с опущенными личинами, со щитами в руках и с копьями наперевес.

– Кто это? Откуда? – судорожно сглотнул юный воин, хотя мгновенно наполнивший желудок ледяной холод уже дал ему совершенно точный и однозначный ответ: это – не друзья!!!

Воины вылетали, готовые к бою и ищущие его. Десяток, другой, третий – они тут же поворачивали вправо, на просторный выпас перед осинником.

Нежданные враги хорошо знали здешние места и догадывались, где именно будет стоять московский лагерь, а где – щипать травку беззащитные лошади. И поскольку атаковать считаными десятками многотысячный лагерь есть занятие бессмысленное – незваные гости разворачивались на коноводов, каковых общим числом даже двух сотен холопов не набиралось, да вдобавок еще бездоспешных и разбросанных по всему полю группами по пять-шесть человек.

Коли лишить армию лошадей, сие уже не войско окажется, а так… Бродяжки с мечами.

– Рынды[7], ко мне!!! – спохватившись, во весь голос закричал воевода. – Бунчук[8]! Трубача!

Однако носитель его знака и горнист успели куда-то отъехать, готовясь к привалу. Хорошо хоть великокняжеские телохранители находились рядом и услышали зычный приказ командира.

– Ко мне! Все сюда! Копья наперевес! – Василий Ярославович схватился за шлем, нахлобучил на голову, оглянулся.

Окружавшие свиту рынды уже скакали к нему, снимая с петель и перехватывая рогатины, – а чужаки все это время неумолимо продолжали выхлестывать на пастбище, и счет им явно перевалил сильно за две сотни.

Или уже три?

Однако сейчас юному воеводе было не до арифметики. Василий Ярославович дотянулся до щита, ощутил в руке его успокаивающую тяжесть и выхватил саблю. Привстал на стременах и громко крикнул, указывая вперед: – Слушай меня, бояре! Сию дорогу надобно заткнуть! Запрем ворогов в лесу, оттуда не навредят! За мно-о‑ой!!!

Он дал шпоры коню, разгоняя его для атаки, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и быстрым движением опустил личину, закрывая лицо.

По коже пробежал огонек азарта, предвкушения близкой схватки – веселящий и пугающий, зажигающий душу смертельным азартом, наполняющий жилы жаркой шипящей бодростью.

Сейчас начнется сеча!!!

План воеводы выглядел единственно правильным и вполне осуществимым. Ударить в основание потока конницы, опрокинуть вражеских ратников на дороге, у выезда к лагерю – связать врага боем, завалить ему путь телами и конскими тушами. Верховому через лес пробираться трудно, а в темноте станет и вовсе невозможно. Если перекрыть выход, вражеская армия так и останется в чащобе. Застынет на дороге, совершенно бессильная, будь она числом хоть в тысячу, хоть в десять, да хоть бы даже и в сто тысяч копий!

Опрокинуть, остановить, запереть до темноты.

А утро вечера мудренее…

– Геть, геть, геть! – громкими выкриками горячил и себя, и стремительного скакуна князь Василий Ярославович, как вдруг…

– Государь, государь! – закричали сразу в несколько голосов холопы и боярские дети. – Государя спасайте!

Василий Ярославович оглянулся – и громко выругался!

Оказывается, три сотни вырвавшихся на простор пастбища чужих воинов не стали гоняться за лошадьми, сечь коноводов, собирать и уводить табун – а умело развернулись в плотный полк из четырех линий… И стали разгоняться прямо на великокняжескую свиту – кованые да против бездоспешных и безоружных бояр!

Без брони и с саблями супротив кованого копейщика – это как зайцу супротив медведя. Токмо в сказке победить и возможно. Свита и государь в такой схватке окажутся обречены.

Говоря по совести, несколько мгновений главный воевода все-таки колебался. Василий Ярославович был уверен, что сможет заткнуть поток вражеских воинов, что сеча на выходе с тракта остановит наступление чужаков, по крайней мере, на время, достаточное, чтобы московские бояре успели вооружиться и собраться для отпора. А скорее всего – и до утра, ибо до ночи оставалось уже совсем ничего – меньше часа, а сражаться во мраке невозможно. Когда сгустится тьма, всем придется остаться там, где они оказались, а к рассвету московская дружина сможет снарядиться для правильного сражения.

Нужно просто выиграть немного времени.

Всего лишь полчаса, самое большее – час…

В начавшейся битве князь Серпуховской совершенно точно мог победить!!!

Но что проку в ратной победе, если при этом погибнет тот, ради которого войска идут в битву?

– Проклятые небеса!!! – во весь голос закричал юный воевода и что есть силы потянул левый повод, уводя свои сотни в широкий разворот, дабы атаковать врага сбоку.

Удар в бок, а уж тем более в беззащитную спину способен уничтожить любое, даже превосходящее в силах войско, – и потому вражеская кованая рать, заметив опасность, тоже стала поворачивать, так и не успев стоптать великокняжескую свиту.

В этом кружении оба полка потеряли скорость и потому не сшиблись в сече – а просто съехались левыми краями, нанося друг другу удары саблями и копьями. Однако без хорошего разгона удар рогатины неспособен пробить даже щита – и потому вместо криков боли и ярости воздух над полем наполнился громким стуком, звоном и руганью.

Князь Василий Ярославович, как всегда, вырвавшись вперед, встретил грудью сразу три копья. Поспешно закрылся, приняв левые на щит, а третье без труда отвел саблей.

В сей схватке, случившейся без разгона, все происходило невероятно медленно, плавно, словно бы во сне.

Оттолкнув в сторону своим клинком копейный наконечник, воевода обратным движением с широкого замаха рубанул врага поперек посеребренного улыбающегося лица. Личина сверкнула в воздухе, улетая в сторону, брызнули кольца бармицы, чужак опрокинулся на спину. Воевода же торопливо ударил щитом влево вниз, пытаясь попасть в колено другого оказавшегося слева чужака. По ноге – промахнулся, но от сильного удара в бок вражеский конь скакнул вперед, поднялся на дыбы и стал заваливаться набок.